Локация №2. Штаб при "Дахау".

- А бушлат всё-таки, - сказал он, - промок насквозь.
- Я говорим Вам не выходить на улицу, а оставаться в штабе. Вы бы хоть воротник преподняли…
- В штабе слишком скучно.
- Зато сухо.
- Это плохое оправдание. Бумаги готовы?
- Уже как с полчаса лежат в сейфе. - Особенно грубым гортанным басом произнёс Гроссман и прокашлялся, прижав огромный кулак ко рту. – Я могу идти?
- Можете. И, Гроссман, завязывайте с папиросами.
- Так точно, слушаюсь.
Он усмехнулся. Каждый раз его «так точно, слушаюсь» заканчивалось тугой струйкой смоляного дыма, что было, отчасти, даже забавным, но ещё более губило и без того потрёпанные лёгкие Гроссмана. Он не состоял в высоких чинах, но был одним из самых важных и значимых человек из всех вверенных Регулусу восьмидесяти семи солдат, пятнадцать из которых были уже мертвы.
Он повесил бумшлат на крючок-гвоздик, наскоро вбитый штурманом, который стоял в карауле у дверей Блэка как только тому пришла в голову мысль о вешалке. Полупустой магазин MR-40 одиноко лежал у прохладной подушки, так и манившей его в свои объятья.
Даже в самые тяжёлые времена надо хоть немного подумать о комфорте. Старое солдатское правило, - любил твердить он, бубня себе под нос.
Это было правдою, но Регулус сказал своему желанию отдохнуть твёрдое «нет», так как на плечах его всё ещё висел груз неоконченных дел. Он манерно подошёл к сейфу и достал толстенькую папку на кольцах. Положив (почти кинув) её на стол, Регулус громко уселся на неудобный табурет  и открыл папку, настроив себя на ежедневную, неизбежную возню с бумагами. Прочитать, подписать, прочитать, подписать, отклонить, прочитать, подписать, подписать, подписать не читая, забросить бумаги в дальний угол идеально-квадратной комнаты, выпить виски из горла бутылки, уснуть и забыться. Армия пагубно влияет на здоровье физическое, но ещё более суровое давление она оказывает на здоровье моральное, что печально до ужаса.
Прошло около двух часов, а, может, и больше. Он отложил ручку, сжал и разжал кулак, чтобы размять пальцы, опёрся ладонями на стол и привстал. Он развязал галстук и рассеянно оглядел себя в зеркале, что висело прямо напротив стола. Неглубокая, но широкая трещина, разрывающая середину стекла напоминала ему обо всех потраченных нервах и промахах, которые он, по глупости и молодости своей, допустил. Он выглядел смертельно усталым в своей чёрной, словно смоль, форме, даже просыревшие плечи кителя никак не выделялись, таким он, китель, был чёрным.
Дверь в его кабинет с едва заметным скрипом распахнулась настежь, ударяясь металлической ручкою об недавно выкрашенную в болотно-зелёный цвет стену. В комнате заметно похолодало.
- Гауптштурмфюрер, разрешите доложить!
Он нахмурил брови, от чего меж ними появилась складка. Слишком взволнованный тон, - отметил он про себя. Лицо его оставалось таким же непроницаемым, как и всегда. Должность обязывает, знаете ли.
- Разрешаю.
- Два пленных поляка совершили побег. Роттенфюрер Кальбреннер обнаружил это, совершая обход по баракам. Что прикажете?
Он не сдвинулся с места и лишь вопросительно поднял бровь. Это показалось ему такой нелепостью…
- Бормана и Штейна пустить по их следу. С собаками, естественно.
- Слушаюсь!
- Стоять, - никаких эмоций в голосе, лишь внутренняя озлобленность на этих тупоголовых остолопов. - Скажи им, чтоб взяли Томаса. Собак пусть не сдерживают и дадут соответствующую команду, как обнаружат. Кальбреннера пришлите ко мне.
- Есть!
Манн вышел, не забыв закрыть за собою дверь. Регулус взял не особенно чистый стакан и налил себя виски. Отпив немного, он достал из кобуры валтеровский пистолет, который подарил отец, прежде чем он добровольно отправился служить, и, просмотрев магазин, убедился, что он не заряжен.
Кальбреннгер прибыл через три минуты, тяжело дыша. Регулус слышал звук его быстро стучащего сердца.
- Не хотите мне ничего сказать, Адальберт?
- Штурмфюрер, я…
Послышался звучный, разрывающий тишину выстрел. Мозги Адальберта Кальбреннгера медленно стекали по стене.
- Я, я… - передразнил он его. - Гитлер не потерпит в своих рядах таких ничтожных крыс, как ты, не могущих уследить даже за грязными, голодными поляками.
Регулус взглянул на его залитое кровью лицо, перешагнул через тело и вышел на улицу. Он закрыл глаза и медленно выдохнул сырой воздух с въешившимся в него запахом горелой плоти.

Он нахмурился ещё сильнее, глядя на мокрый асфальт, смотровую башню и забор с колючей проволокой под напряжением. Он бегал глазами от одного объекта к другому и слышал, как к нему обращаются, как лают собаки, но он полностью осознавал, что не может ответить, не может дать команды собака. Это был словно какой-то банальный детский сон, когда на тебя наставлено дуло автомата-пулемёта, а ты не можешь сдвинуться с места, хотя и понимаешь, что конец близок.
Ему казалось, что мир вокруг него крутиться, а земля уходит из под ног. В любой другой день он сослался бы на виски, на выстрел, на мозги Адальберта совсем неаппетитно скользящие по недавно выкрашенной стене, на свою слабохарактерность, в конце-то концов! Да вот только… он был не из тех, кто всё близко принимает к сердцу. Он был Блэком, истинным арийцем, а не какой-нибудь «russisch schwein». Что-то пошло не так…
Он быстро затараторил по-немецки своею обычною манерой, своим обычным ораторским голосом, который мог внушить всё, что угодно. Он был двадцатилетним Адольфом Гитлером, тем человеком, которым он восхищался. Психолог, оратор, Регулус Блэк.
Странное имя для немца, не правда ли? Но почему бы не покичиться своим происхождением? В Германии всем известен великий род Блэков. Он гордился своим именем, как гордился своим чином в армии сильнейшей и величайшей нации на земле.

Это произошло так внезапно, что сначала он даже не понял…

Дома, деревья, подгорелая трава, дым из печей, он сам, всё это начало по кусочку разваливаться. Воздух зарябил, расплываясь и становясь походящим на тусклую радугу. Стало трудно дышать. Он не мог сдвинуться с места, а мог лишь лицезреть, как его мир рушиться на мелкие кусочки и всасывается в не пойми откуда взявшуюся чёрную дыру. Она выглядела так, как он себе её и представлял, сидя на уроках Астрономии в старшей школе.
А потом всё сложилось, мозаикой. Так быстро, так слаженно…
Он  открыл рот от переполнявшего его удивления. Перед ним находился роскошный особняк, а вокруг него – лес. Концлагерь исчез, он сам исчез, он стёрт из истории. Я умер.
- Русские разбомбили Дахау? – тихо спросил он себя.

Отредактировано Regulus Black (2013-09-24 22:10:41)